Penumbra

— Это кракен! Чёрт, это точно кракен! — закричал Стоун, указывая на тень в воде, которая стремительно настигала катер. Он потёр разом вспотевший лоб, и, растерянно оглянувшись на Вивьен, пробормотал:

— Господи, они что, его приручили как-то?

Казалось, что на судне стих рёв мотора, который разогнал Джереми. Группа переглядывалась, и вдруг Спиди выпалил:

— Свет! Его привлекает свет!

— Мы сможем скрыться среди островов, если кракен отстанет! — это уже Джереми.

Стоун бросился к борту, где уже лежала Энджи, прячась от возможных выстрелов с катеров противника.

— Стреляем по прожекторам! — закричал он. Через секунду послышались выстрелы — он, Вивьен, и Спиди из автоматов пытались погасить три огромных прожектора. Стоун сжимал автомат, он буквально слился с ним, тщательно прицеливаясь… один прожектор вспыхнул дождём осколков и погас. Второй… он дальше, намного… но ничего, нет ничего невозможного!

Короткая очередь погасила и второй прожектор, рядом стреляли Вивьен и Спиди, но кажется без особого толка, пули уходили куда-то вбок. Стоун немного развернул автомат, прицеливаясь в третий прожектор и уже торжествуя победу…

…Первая пуля вошла в плечо, легко прошив броник, вторая зацепила руку, третья ударила в левую часть груди, как раз в область сердца. Он ещё не мог понять, что произошло, по прежнему целился сквозь красный туман, который вдруг как-то стал мешать, и надо было просто моргнуть, чтобы туман рассеялся… он моргнул, но почему-то веки стали тяжёлыми, и никак не хотели открываться, надо было заставить себя, заставить… там есть третий прожектор, если его не погасить…

Стоун сполз на дно яхты, автомат выпал из рук. Всё стало гаснуть, исчезло зрение, стал уходить слух, и слова вдруг перестали складываться в фразы:

— Он умирает…  …ракеты, есть ракеты… лодку швыряет… держите его…Джереми, выключи… он пробуждённый… нельзя колоть сильными… я могу не справиться… надо остановить кровь… держите… нельзя…

Последним исчез запах. Соль, море, кровь. И тонкие, тонкие духи Вивьен.

◊   ◊   ◊

…Запах, а точнее, смесь запахов была отвратительной. Впереди виднелась нагромождение каких-то отходов, а ещё дальше тёмной стеной стоял лес. Слева от леса, мимо огромной помойки, шла бетонная растрескавшаяся дорога, несколько ржавых остовов бульдозеров доживали свои последние дни на обочине. Метров в трёхстах далее располагались живописные развалины какого-то завода – цистерны в каких-то бурых потёках, груды кирпичей, воткнувшийся в землю кран.

А ещё был трудноуловимый запах изменения. Стоун никак не мог понять, что это, и ему становилось всё время не по себе. Тревожный, неправильный запах.

— Мы можем пойти через другие земли, не по короткой дороге. Это займёт ещё лишних два дня, но…

Элизабет прервала его довольно бесцеремонным образом:

— Хватит! Тут совсем немного до основной трассы, а там мы поймаем тачку, и доедем до Сиэтла за три часа! Ты понимаешь, что мне и Гарри нужно срочно попасть в город? Это нужно! Очень! Я больше не могу! Гарри плохо, я чувствую это! Нам НУЖНО!!!

Элизабет оказалась не самой худшей попутчицей. В пути им пришлось пройти достаточно испытаний, и она ни разу не жаловалась, только крепче сжимала губы, и защищала своего малыша. Но видимо под конец нервы у неё сдали. Стоун видел в астрале, что мальчику ничего не угрожает, он был вполне здоров, и еды хватало. А вот мать… типичная горожанка, она всю жизнь прожила в крупных мегаполисах, где еда сразу волшебным образом упаковывается в коробки, и покупается с карточки, где к твоим услугам горячий душ, ванна, и раз в неделю косметический салон… а то и чаще…

Стоун скосил глаза на Элизабет. Роскошные тёмные волосы давно не мыты, и собраны в пучок. Ногти на руках обломаны. Волдыри от комаров и москитов, везде ссадины и царапины. Королева красоты после двух месяцев скитаний по бывшим Соединённым Штатам Америки. Хорошо хоть Апони с самого начала переодела её в мокасины, и практичные брюки с рубашкой. А то так бы и ходила в платьишке и на каблуках. Поправка – в порванном платьишке и с оторванными каблуками.

— Хорошо. Мы пойдём этой дорогой. — со вздохом сказал Стоун.

Ему абсолютно не нравилось это место. А в последнем поселении индейцев, который оказались команчами тотема Медведя, шаман племени честно предупредил – лучше идти другой дорогой. Но Элизабет…

Вэметин прижимал кисточки ушей к голове, и был напряжён, будто стрела. В этот момент Элизабет надоело ждать, она поднялась во весь рост на пригорке, и стала спускаться к остаткам асфальтовой дороги.

Стоун ожидал всего. Он мгновенно поднялся на ноги, и в два прыжка обогнал Элизабет, высматривая опасность, но…

…ничего не произошло. Лес остался безмолвным, трава гнулась под лёгким ветром. Только насекомых почему-то не было.

Элизабет насмешливо сказала:

— Ты везде чуешь только врагов. Ты уже помешался на этом!

— Это пару раз спасло тебе жизнь! — резко ответил Стоун, и Элизабет обиженно замолчала.

Они дошли до дороги, и пошли по ней. Дорога упиралась в проём, где когда-то были ворота – теперь они грудой валялись где-то в стороне, и заросли травой. Рядом был круглый знак с полустёртым словом “Danger”, а под ним…

Сколько их было, этих черепов – 100, 200? Красивой кучкой, череп к черепу, они образовывали холм прямо под знаком. А в центре был особо большой череп, который кажется принадлежал троллю.

— Стой. Элизабет… это… это уже совсем понятный знак. Сюда нельзя идти. — сказал Стоун.

Элизабет повернулась к нему, и слёзы брызнули из глаз двумя ручьями. Всё было в них — она плакала навзрыд, сотрясаясь всем телом, и Стоун привлёк её к себе, гладя по голове, и шепча что-то ласковой и успокаивающее… в этот миг Вэметин коротко зарычал, а самый верхний череп вдруг насмешливо прошамкал:

— Какая чудесная сцена! Хотел было сразу вас убить, но решил пока обождать! Ну вы продолжайте, продолжайте, такое редкое зрелище в нашей то глуши!

И череп гнусно захихикал. Элизабет ойкнула, и спряталась за спину Стоуна. Почему-то ей вдруг резко захотелось потратить лишние два дня на обход. А вот Стоун уже понял, что отступать было поздно.

— Здравствуйте, уважаемый дух! — сказал он, и поклонился. В ответ послышалось булькающее хихиканье:

— А тебе я здоровья желать не буду. Чем больше вас, вонючек, сдохнет, тем матери Земле легче будет. Что вы тут забыли? Опять гадить пришли?

— Мы пришли с миром, мы всего лишь путешественники, и идём по своему пути. Мы не тронем тебя, и твоих владений. Позволь нам уйти, раз ты не дашь нам пройти мимо тебя…

— Конечно, не дам пройти! — самодовольно заявил череп, — Ишь чего удумал. И вообще, раз уж зрелище со слезами и поцелуями кончилось…

— Ну зачем же ты так с нашими гостями, Бэрримор. — раздался новый голос, низкий, с хрипотцой — Они всего лишь уставшие люди… и нелюди… и одна весьма уставшая зверюшка… И не причиняют никому никаких неудобств. Верно ведь я говорю?

Из здания бывшего завода показалась фигура среднего роста, замотанная в какие-то остатки одежды. Нельзя было понять, человек это, или какая-то непонятная мумия – всё было скрыто под тряпками, лицо пряталось под огромной широкополой шляпой. Фигура опиралась на длинный посох, на верхушке которого болталась какая-то связка… связка чего-то…

Лицо Стоуна не дрогнуло, когда он рассмотрел детали этой связки – это было ожерелье из человеческих ушей. Впрочем стоит отметить, что обилие этих леденящих душу подробностей почему-то настроило Стоуна на ехидный лад – он подумал, что не хватает потёков крови, кишков, и танцующих скелетов, тогда бы картина была вполне себе полной.

Человек подошёл ближе. От него пахло какими-то травами, и формалином. Лицо оказалось вполне себе человеческим, он был метисом, явно в его роду были как белые, так и индейцы, только вот понять, сколько ему лет не было никакой возможности – то ли 40, то ли 60, то ли все 70. Глаза человека светились безмятежностью… и абсолютным безумием.

— Меня зовут Дэниэл. Дэниэл Клиффард. Я в некотором роде… уборщик этой местности. — представилась фигура. Путешественники, соблюдая дань вежливости, представились в ответ, хотя Стоун чувствовал, как дрожала Элизабет, тесно прижимаясь к нему.

— Я часто вспоминаю старый слова одного индейца… Когда будет срублено последнее дерево, когда будет отравлена последняя река, когда будет поймана последняя птица, — только тогда вы поймёте, что деньги нельзя есть. Когда Америка начала разваливаться, белые стали стремительно убегать, забирая всё самое ценное, и оставляя в земле отраву — химические заводы, всякие отходы, огромные кучи техно-дерьма, которые стали убивать всё живое за много миль. Многие шаманы отдали тогда свои жизни, чтобы остановить это. У меня тоже был дар… я тоже пошёл. Но многие белые потом захотели придти обратно, чтобы снова запустить этот смердящий ад… Все они лежат… вот здесь.

Дэниэл указал концом посоха на кучу черепов.

— Но вы не бойтесь. Я не причиню вам зла… ведь вы же не гадите, верно? Вы не хотите ничего украсть отсюда?

— Нет… уважаемый Дэниэл, мы не вправе входить в ваш дом, и позвольте нам пойти своей дорогой… – сказала дрожащим голосом Элизабет.

— Ну что вы! Как же можно! Конечно, вы пройдёте, я не буду чинить вам препятствий! — воскликнул человек, и от него потянуло едва заметным холодным ветерком. — Нет-нет, я просто настаиваю, чтобы вы всё посмотрели!

Стоун молча поклонился, и сжал руку Элизабет. Он знал, что уже ничего они не решают — ловушка захлопнулась, и теперь они отданы на милость этого странного человека, который — Стоун знал это — сильнее его в десятки раз. Всё вокруг, за много миль, принадлежало ему. Всё было готово убить по одному его знаку. Он посмотрел на Дэниэла в астрале, и увидел огромную, клубящуюся энергию, которая протянула щупальца к токсик-шаману.

Это был самый тяжёлый час в жизни Стоуна. Дэниэл вёл их по заводу, жизнерадостно показывая бассейн с кислотой, куда по его словам он складывал трупы “нехороших людей”. Бочки с дырами, откуда вылилась что-то зелёное и отвратительно пахнущее. Семейство сов с пугающими когтями и до боли разумными глазами, которые обосновались над бывшей лабораторией. Визжащие обезьяны, кидающие в них гайками и болтами.

— Сбежали из зверинца, тут неподалёку был у какого-то богача дом, так он там сделал мини-зоопарк. — пояснил Дэниэл. — Богача когда не стало… — тут он сделал паузу, и Стоун сразу понял, кто был причиной этого “не стало”…

— …так вот, когда его не стало, и всех людей его тоже не стало — весь этот зверинец в лес ушёл. В начале сожрали своих бывших хозяев, а потом ушли. Ну эти… прижились тут. — и шаман показал посохом на обезьян. Те довольно лыбились, и показывали ему неприличные жесты.

Ребёнок Элизабет от шума проснулся, и заплакал. Элизабет попыталась его укачать, но руки её явно дрожали, и ребёнок плакал всё сильнее. Дэниэл вдруг резко повернулся, и поднёс к лицу ребёнка ожерелье из ушей. От неожиданности маленький Гарри замолчал.

Дэниэл погремел над ним своим ожерельем, а потом вдруг дунул – глаза ребёнка закрылись, и он заснул.

— Хороший ребёнок. Вырастет — не будет гадить. — сказал он.

Он довёл их до старой дороги, а потом вдруг сказал:

— Останетесь? Мне нужна помощь… не отказался бы я от неё. Да. Останешься, Стоун? И ты, Элизабет?

Несколько секунд только ветер гулял между деревьев. Элизабет вцепилась в руку Стоуна мёртвой хваткой. Потом Стоун сказал:

— Спасибо тебе, мудрый шаман. Спасибо, что довёл нас, не обидел женщину и беспомощного малыша. Поклон тебе, но у нас свой путь. Мы пойдём по нему, как и ты идёшь по своему.

— …как и я иду… по своему… да… иду… по… своему…

Дэниэл резко повернулся, и пошёл обратно вглубь территории завода. А череп, который непонятно как оказался рядом, вдруг прошипел прямо в лицо Стоуну:

— Бегите, твою мать! Бегите, и не оглядывайтесь назад!!!

И они побежали. Они неслись во весь опор, Вэметин широкими прыжками мчался впереди, а сзади раздался вдруг такой страшный рёв, что задрожала земля. Всё вокруг сделалось смутным, Стоун ощутил, как земля стала уходить из под ног, он крепко сжимал руку Элизабет, и бежал вперёд, прямо в сполохи непонятных огней.

— Я ничего не вижу! — кричала Элизабет.

— Это ничего! Закрой глаза! Успокойся! Я выведу тебя! Это иллюзия, обман! Только иди!

А потом всё кончилось. Они стояли посреди поля, а впереди виднелась полоса шоссе, уходившая вдаль. И было так хорошо… только не было рядом Вэметина.

Стоун понял всё. И молча завыл.

Вдали показались огни огромной грузовой фуры. Стоун замотал головой, пытаясь скрыть слёзы… Потом шагнул на трассу, и вскинул руку.

До Сиэтла оставалось три часа.