Penumbra

“Пусть замрёт на одно мгновение
Сердца стук. И умрут сомнения
В том, что мы друг для друга слеплены.
Пусть смешные, пусть немного ветреные”
(c) Неизвестный певец начала XXI века

Нет, они совсем не из той породы влюблённых голубков, которые везде ходят, взявшись за руки, всё время томно вздыхают, шлют друг другу воздушные и прочие поцелуйчики.
Внешне всё как будто по-прежнему.
Ведь как и раньше вы – полноценные партнёры, у вас есть общее дело, необходимость и возможность действовать сообща, прикрывая друг друга, решать общие задачи. Но вот ощущения стали несравнимо богаче: спиной, кожей чувствуешь присутствие партнёра, его мысли, настроение… как многое можно сказать взглядом, без всяких слов!

Напряжение такой силы, что, когда вы встречаетесь взглядом – всё, что в этот момент окажется между вами, кажется, заискрится. Этот магнетизм оказывается источником невероятной энергии, ощущаешь готовность свернуть горы и сделать невозможное. Ленивая утренняя нега перетекает в жаркие объятия, и день наполняется красками и темпераментом…

“Мир закончится вместе с нами,
Он существует лишь в отражении наших глаз.
Он выдуман нашими головами,
Его не станет без нас.
Думаешь обо мне – и я существую,
Солнечным светом горя между облачных строк.
Утром раненым искренность поцелуя
Я оставляю на тлеющей снежности щёк”
(c) Неизвестный певец начала XXI века

…И со спокойствием хищника, выслеживающего добычу, вы ждёте того времени, когда снова останетесь вдвоём. Когда эту плотину прорывает, вас накрывает и сносит волной, которой невозможно – и совершенно не хочется – сопротивляться. Дыхание одно на двоих, сердце одно на двоих, вместо мыслей остаётся вихрь ощущений, вы растворяетесь друг в друге. Всё потом; ужины, разговоры, тридео – потом, если дойдёт дело.

А иногда, после секунд пустоты и абсолютного счастья, просыпается неуёмное женское любопытство:
– А сколько ещё девушек ты спас?

Стоун пытется принять героически-рыцарский вид, приосанивается, но потом делает несколько разочарованное лицо:
– Чёрт, тебе ведь уже и не соврёшь, что ты первая – ты слишком много знаешь.

– Не так много, как хотелось бы.

– Ну… обострённое чувство справедливости всегда было, наверное. С малых лет мечтал быть полицейским или пожарным. Всё время кошек и собак спасал из водосточных труб и прочих засад. Издевательств над животными не терпел вообще – за что бывало били… да… Правда, совладать со мной не так просто было, я ведь хилым не был, и драться умел. Научился быстро. А потом трансформация… да, это был тот ещё… стресс.

Он замолкает на несколько секунд, и губа предательски дёргается, обнажая ещё больше клык. Странно, господи, как странно – то, что отталкивает в одних случаях, становится притягательным в других!

Он справляется с собой, и продолжает:

– Но вот девушек спасать не особо получалось. Случаев не подворачивалось, – его сильное тело вдруг приходит в движение и стискивает её в объятиях – видимо, в данном вопросе провидение решило действовать по принципу “редко, но метко” – улыбается Стоун.

Но чёртик внутри не останавливается.

– А кто твои родители, какие они? Ты обижен на них за то, что они тебя не приняли после трансформации?

Пока Стоун собирается с мыслями, Вивьен пускается в рассказ сама:

– Мне самой очень повезло с семьёй. Таких семей, как у моих родителей, кажется, уже почти не существует: дружная интеллигентная семья, не просто образованные люди, у них разнообразные интересы и редкая готовность и лояльность ко всему новому…

– “Готовность и лояльность”? О боже, Ви, ты как на докладе у президента Ацтехнолоджи!

– Если ты не знаешь таких слов, то это не означает, что их нет! Так вот, и уважение к личному пространству/интересам/убеждениям другого, даже если этот другой – твой собственный ребёнок…

– Уважение к личному пространству. Надо было папе сказать тогда, когда я в шесть лет влез под его стол, и отказался выходить

– Только представь себе выражение его лица, если бы он это услышал!

Взрыв общего хохота прерывает ненадолго:

– Правда, может быть, такая излишняя лояльность и даёт плоды в виде неуёмного желания некоторых девочек совать свой нос куда не следует… Брат оказался гораздо более вменяемым, но на то он и старший брат. Мама – преподаватель музыки, папа – авиационный механик. Именно мама научила меня слушать музыку, понимать эту “странную” классическую музыку и вообще привила любовь к разному сочетанию звуков. С отцом мы любили хулиганить, именно он собирал со мной мои первые машинки-карты, объяснял их конструкцию и защищал перед мамой, когда та возмущалась по поводу очередных безнадёжно испорченных штанов или содранных коленок. Хорошо, если только коленок: когда после одного особенно лихого виража во время подготовки к местным соревнованиям на новой трассе в попытке выяснить предел возможностей машины я улетела вместе с картом в ограждение и сломала руку, мамой был введён жёсткий мораторий на покатушки. Год пришлось пропустить. Потом она не выдержала нашего с папой натиска и сдалась, и я вернулась к четырёхколёсным друзьям, правда, уже без соревнований.

– Не хотела вернуться?

– Хотела. Но… дальше уже имело смысл заниматься профессионально. Это интересно, там ведь самые передовые технологии, самые свежие новинки и неопробованные идеи. Но там мне недоставало свободы: всё очень жёстко завязано на регламент и технические требования, чуть что не так – дисквалификация. А тут я по знакомству написала несколько текстов, они понравились, их опубликовали, я подалась в журналистику. Начинала писать про ралли и прочие автогонки, но потом поняла, что писать о музыке мне интересней.

– А вот у меня на самом деле большая семья. Отец – американец, он родился и вырос в Нью-Йорке. Мать – японка.

Вивьен делает большие глаза. С ума сойти!
– Что-то по тебе совсем не скажешь, что ты наполовину японец!
– Я больше на отца похож, чем на мать. Это часто бывает, вообще полукровки интересные получаются. Не всегда определишь.
– А ты ещё и японский знаешь?
– Ну да. Давно, правда, не говорил.
– Вот это да-а-а-а… К слову, тебе есть с кем потренироваться – и Спиди и Джереми говорят по-японски.
Но ты продолжай, продолжай!

– У меня есть старший брат, и младшая сестра, я её обожаю. Всё время защищал её от родителей – когда она тихонько тырила конфеты. Отец работает инженером в корпорации, мать была домохозяйкой, потом стала подрабатывать дизайном, она фен-шуй хорошо знает.
(Вивьен хотела было поинтересоваться, знает ли Стоун, что фэн-шуй начинался как искусство расположения и украшения могил, но тактично воздержалась.)
Моя трансформация прежде всего по ней ударила, почему-то ей казалось, что это она во всём виновата, и она так и не смогла с этим примириться. Может, во многом “подсобил” мой дед, её отец, который предлагал “лечить” меня самыми радикальными на тот момент средствами. Отец не дал. Но напряжение осталось… даже не знаю. В общем… Ви, не самая лучшая это история, уж ты меня прости.
– Но и не самая худшая. Знаешь, мне кажется, что если ты заедешь к ним в гости ненадолго, то они обрадуются и напряжение несколько спадёт. Вряд ли ты захочешь – да и сможешь – жить с ними вместе или даже рядом, но хотя бы иногда общаться, переписываться с кем-нибудь из них, с сестрой например, может и получиться. Правда, тут есть ещё такой момент, для меня, например, довольно сложный: а что им рассказать? Что ты готов поведать о своей теперешней жизни, какими подвигами похвастаться? Впрочем, для первой встречи вполне достаточно будет послушать их рассказы и поведать о том, как ты путешествовал (без ненужных подробностей).

– Да, мысль, конечно, интересная. Особенно про ненужные подробности… Я часто думаю о них, представляю, как выросла и повзрослела теперь сестрёнка, как она теперь выглядит; что с родителями… Джеб, мой брат – в детстве мы не ладили особо, но потом он стал совсем другим, а когда я ушёл из дома, он уже учился в колледже.

Он вновь молчит, и сейчас видно, что его глаза куда-то смотрят, наверняка на тех самых Джеба, его сестру, его семью… Сколько лет он их не видел?

Удивительное свойство у женского любопытства – чем больше узнаёшь, тем больше хочется!

Но пока Вивьен перестаёт задавать вопросы и целует Стоуна.

– А пока, я считаю, надо хорошенько подкрепиться и отправляться в бой за наше светлое будущее!